Игорь Угольников, когда-то первым приведший на российское телевидение формат стэндап-камеди, первым же из российских актеров-комиков прошел в большие телевизионные начальники. А с 2008-го — еще и в кинопродюсеры. Причем работает Угольников пока исключительно в жанре, сколь сложном для постановки, столь же и в современном российском контексте не теряющем актуальности — военном кино. Первые два проекта Угольникова рассказывали об узловых эпизодах Великой отечественной — нападении Германии на СССР («В июне 1941-го») и нашей героической обороне («Брестская крепость»). Новый фильм «Батальонъ», который выходит в прокат 20 февраля, берется за миссию еще более амбициозную и важную — перенести на экран события Первой мировой войны, почти забытой российскими авторами. Угольников горел идеей снять военный эпос о первом женском батальоне смерти в российской армии несколько лет и вел его от стадии формирования замысла до финального монтажа. В продюсерской группе значатся также Федор Бондарчук и Дмитрий Рудовский, а режиссером «Батальона» стал Дмитрий Месхиев («Свои», «Человек у окна»).
Известный всей стране под фамильярным, но нежным прозвищем Угол, продюсер Игорь Угольников рассказал «Ленте.ру», кто и зачем стер Первую мировую из национальной памяти, чем был важен подвиг батальона Бочкаревой и как снять газовую атаку, не погубив при этом звезд отечественного кино.
«Лента.ру»: Расскажите, с чего для вас начался «Батальонъ»? Каким был первоначальный импульс?
Игорь Угольников: В 2010 году мы с Евгением Айзиковичем закончили «Брестскую крепость», фильм вышел на экраны. Еще во время работы над ним мы пришли к выводу, что Вторая мировая — это неоконченная Первая. При этом Первая мировая — война забытая, забытая намеренно, хотя на ней и умирали наши прадеды.
Нам также показалось, что нынешние события, которые происходят сейчас в мире и в стране, очень созвучны тем событиям, которые были сто лет назад. Очень многое похоже. История, говорят, развивается по спирали — наверное, мы опять переходим эту точку на новом этапе. Занимаясь Первой мировой войной, мы постепенно возвращаем память поколений. Вот это возвращение памяти поколений, мне думается, и есть та самая основа патриотического воспитания — просто знать, что было с нашими дедами и прадедами, знать историю своей страны. Если бы мы точно знали, что было раньше, может быть, событий, которые сейчас происходят, и не было бы. Эта стертая из нашего сознания память как раз и послужила причиной того, что мы сейчас так живем.
А когда вы решили снять кино именно про женский батальон смерти?
Когда мы занимались «Брестской крепостью», то нашли в архиве историю, которая нас поразила. Это судьбы женщин и детей, которые были женами и детьми командиров крепости: их всех выпустили из Брестской крепости, а через год нашли и расстреляли. Абсолютно всех. Мы даже думали снимать именно о них фильм, в итоге решили от этой идеи отказаться, но желание сделать кино о женской доле осталось — и наложилось уже на наш интерес к Первой мировой.
История же уникальная! Впервые в истории женщины в таком количестве были объединены в воинское подразделение, обучены воинскому делу и пошли на фронт, причем с точной идеей — поднять боевой дух армии, которая уже к тому времени разлагалась. Были созданы солдатские комитеты, офицеры не имели права принимать решения, в стране были смута, хаос и разлад, а Керенский выпустил уголовников, упразднил полицию, упразднил суды. То есть государственности уже фактически не было — страна катилась к Октябрьскому перевороту. Как сейчас пишут историки, большевики просто подняли власть с пола. Сейчас много говорят, что это было не просто так: огромную страну развалить собственными руками ни с того ни с сего было невозможно. Поэтому уже пишут о заговоре в окружении государя в шестнадцатом году. Уже говорят о Керенском как о человеке, который признался под конец своей жизни, что надо было сделать в марте семнадцатого года, чтобы не допустить дальнейшего развала государственности и армии. Он сказал, что надо было убрать всего одного человека. Кого именно? Керенского. Тем самым он признал под конец жизни свои «заслуги» перед государством.
Надо еще говорить и о том, что конечно кино — не просто историческое. Мы с вами в кино смотрим сюжет, историю. Причем сама история это просто фабула, а вот сюжет — это уже понимание, что происходило с этими людьми и для чего ты это снимаешь. И этот месседж должен читаться. В истории Первой мировой войны, конечно, много эпизодов, которые достойны экранизации: и оборона крепости Осовец русскими солдатами, пошедшими в наступление, несмотря на газовую атаку, и маневр Ренненкампфа, и Брусиловский прорыв. Но история подвига батальона Бочкаревой — это еще и трагический, и яркий сюжет, достойный кинематографа.
Бессмысленного подвига.
Не надо говорить «бессмысленного»! Вот собственно, почему мы и сделали «Брестскую крепость» и делаем «Батальонъ». Если говорить о «Брестской крепости», то, казалось бы, бессмысленно Гаврилову было оставаться одному в крепости, которая давным-давно сдана. Для чего сопротивляться, когда фронт ушел давным-давно далеко и ты брошен, ты никому не нужен, у тебя в подвале погибают родственники, нет ни воды, ни боеприпасов? Зачем упираться, когда вокруг сдаются в плен, — а таких было немало.
Мы не можем судить тех, кто сдавался.
Судить не можем, но мы знаем историю: кто-то сдается в плен, кто-то, для того чтобы прекратить свои страдания, встает в полный рост и получает пулю в грудь, а кто-то остается до конца, делает поступок и таким образом переворачивает ход истории своей страны. Своим поступком эти люди приблизили 9 мая 1945 года. Батальон Бочкаревой совершил то же самое. Мы с вами теперь можем считать их подвиг бессмысленным, но для них тогда он бессмысленным не был. Женщины возвращали мужчинам достоинство, пытались вернуть достоинство стране, и потом, враг же стоял на нашей земле! Сколько угодно можно говорить о том, что мы уже с немцами не воевали — это как раз мотивация солдат из нашего фильма: «Дома революция только что произошла, сейчас будут земли делить, а мы будем тут с немцами воевать, зачем? Мы сейчас домой пойдем, там землю поделим, а дальше решим, как быть». Но враг-то на нашей земле стоял, и это очень современная история, как понимаете. Поэтому мы заинтересовались этой историей. Заметьте, это было еще три года назад, и мы даже подумать не могли, что такое может произойти с нами.
Легко ли вычленялся из реальной истории батальона Бочкаревой сюжет для фильма?
Нет, собственно, с этим и были трудности в работе. Было слишком много сюжетных линий, что не идет на пользу никакому сценарию. От каких-то сюжетных линий нам пришлось отказаться. Мы долго спорили, в том числе с Костей Эрнстом, который изначально за проектом следил и читал сценарий. Он мне говорил: «Станиславович, у тебя очень много сюжетных линий, так не должно быть. Будешь потом сам их вычеркивать, не сможешь все как следует снять и будешь мучиться. Поэтому мы еще на уровне сценария стали от чего-то отказываться. Когда же мы сложили все воедино, у нас вдруг появился в этом хаосе главный герой — сам батальон, и тогда все сошлось, как правильный пазл. Как ни странно, этим героем оказалась не сама Мария Бочкарева, фанатично создававшая батальон, уверенная в своей правоте, будучи жесткой, непримиримой, подчас чрезмерно жестокой для достижения своей цели. И при этом способная и приласкать там, где надо, утешить.
Да, если бы акцент был сделан на ней, это было бы совсем другое кино.
Поэтому мы вынесли слово «батальон» даже в название фильма — а у нас были различные варианты названий. Можно улыбаться этому, но в списке возможных названий у нас также был «Комбат Мария». Но в результате мы вышли на одно-единственное правильное слово, потому что сам батальон и оказался главным героем картины.
По сути, фильм и получился о том, как из этих разных, разбросанных жизнью женщин складывается единое целое.
Да, и это отражает финальный эпизод: батальон, весь вместе, сжатый, понимающий, что он свою задачу выполнил, и теперь надо погибнуть, и готовый умирать вместе, и принявший эту судьбу.
Съемочный процесс шел, насколько я знаю, не без трудностей.
Трудным был уже процесс сборки сценария: эпизоды выбрасывались, возвращались обратно, и этот процесс происходил даже во время съемок, когда мы понимали, что тот или иной эпизод надо по-другому сделать. Но знаете, наряду с трудностями были и приятные потрясения. Так, когда я увидел фотографию Бочкаревой, то мгновенно понял: вот роль для Маши Ароновой, которая когда-то вместе с Нонной Гришаевой пришла ко мне в программу «Оба-на» еще на третьем курсе. Я считал и считаю, что Маша Аронова — величайшая русская актриса, которой надо было обязательно сыграть такую поворотную, не побоюсь этого слова, роль в своей судьбе.
Также могу сказать, что Маша Кожевникова совершила человеческий и гражданский подвиг, снимаясь в этой картине совершенно в ином образе, нежели мы привыкли ее видеть. Это уже не секрет ни для кого, что я пошел на беспрецедентный продюсерский шаг, остановив съемки в самый разгар процесса, дав ей возможность родить ребенка. Мы были в простое около трех месяцев, но это того стоило.
«Батальонъ» — продюсерский, в первую очередь, именно ваш проект. Как, учитывая этот факт, проходила совместная работа с режиссером Месхиевым?
Каждую картину я стараюсь снимать с новым режиссером. В этот раз выбор пал на Дмитрия Месхиева, питерского режиссера — а для меня было очень важно, чтобы режиссер был питерский, ведь все действие происходит в Петербурге. У Месхиева еще и была сильная картина «Свои», тоже про войну, и мы выбрали его. О чем я не жалею, хотя работа с ним была крайне тяжелой. Мы через споры, конфликты, порой доходящие до жесткости, все-таки находили золотую середину. Я благодарен ему за работу и рад тому, что мы дошли до конца съемок и выпускаем картину, не поссорившись окончательно, хотя было и такое. Это нормально, это работа людей, которые работают не с холодным сердцем и стараются достигнуть максимального результата.
Были конфликты?
На съемках, естественно, серьезный режиссер-постановщик, за плечами у которого не один десяток картин, не всегда воспринимал адекватно то, что продюсер подходит и говорит: «Нет, этот крупный план надо переснять». Не всякий режиссер может это выдержать, и были безусловные конфликты, но в результате мы приходили к компромиссу, и Месхиев шел на мои, скажем так, указания. Я же считаю, что имел и имею право давать указания на своей картине.
Были ли у вас какие-то ориентиры из числа фильмов именно о Первой мировой? «Тропы славы» Кубрика, «Боевой конь» Спилберга, «Долгая помолвка» Жене?
Для меня ориентирами еще с «Брестской крепости» были великие советские фильмы о войне, такие как «А зори здесь тихие», «В бой идут одни старики», «Они сражались за Родину»… О Первой мировой войне в принципе фильмов намного меньше снято, но некое ощущение личное о том, как это могло бы быть, постепенно у нас зарождалось. При этом, если в случае с Великой Отечественной у нас уже в крови живет ощущение правды-неправды, могло быть так или не могло, мы эмоционально уже подключены, то Первая мировая — чистое поле. И в этом чистом поле надо было еще построить достоверные декорации, правильно одеть, обучить актеров, в том числе субординации того времени.
Субординации?
Ну вот представьте такую сцену: сидят мужчины за столом, конфликтуют, и с ними сидит женщина, потом встает и уходит, хлопнув дверью. Если мы снимаем Великую Отечественную войну, то так это и показываем: встала, ушла. Если же Первую мировую, то когда женщина встает, мужчины тоже встанут, несмотря ни на какой конфликт, ни на что. Такие тонкие вещи, но они дают очень четкое понимание того времени.
У вас три продюсерских проекта и все — о войне, причем «Батальон», отправляя на войну женщин, в принципе, тему закрывает: ничего более жуткого, противоестественного, чем необходимость женщинам воевать, в жанре военного кино не может быть в принципе.
Вы знаете, когда мы закончили работу над «Брестской крепостью», я себе сказал и своей команде: «Никогда больше не буду снимать военное кино. Я устал, не могу, хочу комедию, хочу светлого». Однако же, видите, снял картину на эту тему, поэтому, думаю, что не стоит загадывать. Опять-таки здесь важен момент, который мы прошли, когда после «Брестской крепости» стали задумываться: а почему так произошло, что было дальше? И сейчас после «Батальона» я задумываюсь уже о том, что было дальше, почему произошло то, что произошло в семнадцатом году. Конечно, не знаю, как будет складываться дальше, какие будут возможности, но я серьезно думаю о семнадцатом годе. Мне важно понять, каким образом изменилось сознание людей, причем настолько, что они стали убивать друг друга. Каким образом Первая мировая война перетекла в Гражданскую? Что случилось с сознанием людей, общества, причем очень серьезно построенного, ведь православие было очень мощным, это была основа государственности. Православие, самодержавие, народность — три кита, на которых незыблемо стояла Российская империя. Но получается, что стоит из этих трех основных постулатов убрать один, и другие тоже сразу рушатся. Убрали царя — и веру потеряли, и Отечество.
Как вам кажется, почему Первой мировой войне у нас так мало уделяется внимания? Столетие ее начала в прошлом году в России почти никак не освещалось, в отличие от всего остального мира.
Наш президент на эту тему высказался уже два-три года назад, сказав, что советская историография приложила руку к искажению памяти той войны. Он даже сказал еще жестче — что большевики совершили акт национального предательства. Это было сказано именно так, без знаков плюса или минуса. Они совершили акт национального предательства — мы, в сущности, проиграли войну проигравшей стороне. Этот акт был серьезно организован, не спонтанно, именно большевики подняли власть с пола. Мы с вами ничего об этом не знаем. Но надо возвращать память поколениям. Если вообще говорить о том, что должно бы быть у нас в ощущении себя в своем государстве, своей истории, то для меня это крайне просто. Нужно просто спросить у родителей, кем были дедушки и бабушки, а если те еще живы, то спросить у них, а кем были их родители, чем они занимались, что они делали в начале двадцатого века. Тогда сразу все встает на свои места. И не было бы всего того мракобесия, которое происходит сейчас! Как будто этого не было сто лет назад.
К историческому и военному кино в России сейчас особое отношение и особое внимание. Вы на себе его ощутили?
Лично министр культуры в фильме присутствует в двух ипостасях. Как министр культуры Российской Федерации и как председатель Российского военно-исторического общества, членом президиума которого я тоже являюсь. И он приехал на первый съемочный день в Питер разбивать тарелку — по-моему, первый случай, когда министр приезжает на площадку в первый съемочный день и дает старт проекту. А государственное финансирование составило чуть больше пятнадцати процентов бюджета. Это около пятидесяти миллионов рублей.
А общий бюджет каким получился?
За два года съемок — около 380 миллионов рублей, если мы берем только производство.
Что было самым сложным в работе над фильмом?
Я могу сказать о том, как нам перед сценой одного эпизода не просто было трудно, а даже молиться пришлось. Это эпизод газовой атаки. Чуть-чуть его порепетировав, поняв, что девочки должны бежать в атаку в грязи, под дождем, в дыму, в противогазах, с винтовками Мосина со штыками, я подумал, что это снимать невозможно. Когда сам надел противогаз, понял, что вообще нереально в дыму бежать в нем, ничего не видно. Мы пытались заменить обычные штыки пластиковыми, чтобы хоть как-то облегчить актрисам участь, но эти фальшивые штыки так тряслись на ветру, что стало ясно — не выйдет. Двести девочек я просто потеряю! Как это снимать? На свой страх и риск я помолился, чтобы ни одна девочка не повредила себе ничего, и Бог как будто услышал мои молитвы. Я шучу теперь, у нас на всей картине один всего выбитый зуб, и то не во время съемок.
Мария Аронова — моя любимая актриса! Очень талантливая! В своем творчестве разнообразная, многосторонняя. Пойду смотреть фильм только ради Маши. А сюжет меня не вдохновляет. Опять переоценка ценностей, красные монстры, белые ангелы и истинные патриоты….